…Один вопрос может дать толчок к целому потоку показаний, который опрокинет вас. Предположим, что между некоторыми лицами происходил разговор, содержание коего не подлежит оглашению в первоначальном допросе, но который, проскользнув в дело, может вызвать предубеждение в присяжных или обнаружить такие обстоятельства, которые, не имея прямого отношения к делу, все-таки могут оказать на них некоторое неблагоприятное влияние; было бы совершенным безрассудством предложить такой вопрос, который дал бы противнику возможность установить этот разговор при дополнительном допросе. Вы скажете: «Никто никогда и не подумает сделать такую глупость; любой новичок сумеет уберечься от этого безо всяких предостережений». - Да, никто никогда об этом не подумает, но очень многие это делают изо дня в день, не думая; это одна из самых частых ошибок молодых адвокатов. Именно потому, что эта опасность для всех очевидна, многие не обращают на нее внимания. В недавнем процессе некто предъявил иск о возвращении нескольких займов, полученных от него ответчиком разновременно в течение пяти лет. Ответчик оспаривал правильность некоторых или всех этих исков. Займы несомненно были. Один вопрос заключался в том, были ли произведены все указанные займы, другой - получил ли истец уплату по всем займам, получение коих признавал ответчик. Расписки были самого неопределен¬ного содержания. Было ясно, что при таких условиях самое ничтожное обстоятельство могло оказать влияние на решение присяжных. Для истца было очень важно огласить те данные, которые могли повлиять на них и внушить им уверенность, что все займы, указанные истцом, были получены, и ни одна из них не была возвращена; ответчик, который считал, что некоторые займы не были получены, а другие были погашены (часть денег была уплачена в суде), должен был сделать все возможное, чтобы исключить из процесса все, что не входило в круг судебных доказательств. Ответчик говорил: «Вы требуете возвращения некоторых сумм, которых, как я утверждаю, я от вас не получал. Докажите свой иск. Я буду следить за тем, чтобы вы пользовались только строго законными доказательствами. Я буду пользоваться всеми законными своими преимуществами, чтобы не дать вам удовлетворения по взысканию, которое представляется мне или ошибочным, или несправедливым». Ответчик имел на это законное право.

Дело это разбиралось перед судьей Денманом. Оказалось, что истец или вовсе не вел торговых книг, или потерял их. Ему приходилось удостоверять по памяти подробности и время выдачи каждого из указанных им займов; между тем, займы эти выдавались с большими промежутками, и многие из них относились к очень давнему времени. При первом допросе поверенный спросил его, был ли у него список займов. Он ответил: да. - Когда был составлен этот список? - Несколько времени тому назад. - По каким сведениям? - По заметкам, не приложенным к делу. Пользуясь этим последним обстоятельством, ответчик возражал против оглашения этого списка.

Весьма возможно, что, если бы этот список был предъявлен присяжным, они придали бы ему значение, которого он по закону не имел, и ответчик поступил правильно, не допустив его оглашения. Истцу пришлось всецело говорить по памяти, и ему удалось дать более или менее точные сведения о времени и обстоятельствах по отношению только к двум из числа всех займов.

При перекрестном допросе поверенный ответчика спросил: «Есть ли у вас какой-нибудь список или заметки, по коим можно восстановить отдельные займы?» Свидетель (истец) сказал: «Есть, вот он», и опять вынул из кармана тот же список. Поверенный ответчика опять заявил требование об устранении его из дела и спросил: «В каких суммах выдавались вам эти займы?» Истец заглянул в свои заметки и ответил, что два займа были по двадцати пяти фунтов, и... (здесь он был остановлен, так как стал читать по заметкам). Поверенный истца заявил, что документ был оглашен, и просил предъявить его присяжным. Судья признал, что он не подлежал приобщению к делу, так как вопросов о его содержании не предлагалось. Из этого видно, - а один этот пример стоит двадцати по своей убедительности, - что при перекрестном допросе один лишний вопрос мог бы ввести в цепь доказательств против ответчика такие обстоятельства, коих поверенный истца своим допросом не мог раскрыть перед присяжными.

Необходимо остерегаться еще одной ошибки: не следует усиливать карты противника, вызывая такие ответы свидетелей, которые производят больше впечатления на присяжных при перекрестном, нежели при первоначальном допросе. Бывает, что поверенный одной из сторон по тем или иным соображениям считает уместным воздержаться от известного вопроса и делает это безо всякого злого умысла. Если противник его не имеет нужного опыта, он, по всем вероятиям, сам предложит этот вопрос и тем даст ему нужный ответ. Нечего и говорить о том, насколько это увеличивает силу показания.

Случается, что вы по собственной вине приводите к оглашению губительный для вас разговор. Положим, что спор идет о содержании потерянного завещания. Один из наследников, назначенных этим завещанием, дает такое показание: «Я помню, что наследодатель составил завещание. Я видел, как он писал его, и сам читал его. Мне было отказано тысяча фунтов, и каждому из двух моих братьев по столько же. В последний раз я видел завещание два месяца тому назад». Исход дела мог бы зависеть или исключительно от точности памяти свидетеля, или не только от его памяти, но и от его добросовестности. Поверенный ответчика желает установить, что в день составления завещания свидетель ходил за врачом и тогда же рассказал ему о содержании завещания. Если бы свидетель имел право повторить этот рассказ перед присяжными и содержание его совпадало бы с показанием, данным им в судебном заседании спустя несколько лет, ясно, что это совпадение в значительной степени подтверждало бы не только точность воспоминания, но и добросовестность этого свидетеля. Разговор этот не может быть установлен при первоначальном допросе. Но один вопрос со стороны противника может привести к оглашению его от первого до последнего слова.

Допрос свидетеля окончен, но опасность еще не миновала.

В числе свидетелей находится и врач, присутствовавший при составлении завещания. Он не читал его, но неосторожный вопрос может дать ему повод удостоверить то, что предыдущий свидетель говорил ему в упомянутом выше разговоре.

Встречается еще одна немаловажная ошибка.

Берегитесь настаивать на вопросе, если свидетель уклоняется от ответа. Если вы заметили его нежелание удостоверить нужное вам обстоятельство и сумели довести его до такой точки, за которую трудно рассчитывать провести или протащить его, то дальнейшие попытки в этом направлении всегда бывают опасны. Вы уже добились того, что он почти признал известный факт; продолжая настаивать, вы можете раздразнить его настолько, что он будет категорически отрицать его.

Тот, кто действительно хочет быть мастером в искусстве адвоката, сумеет, наряду с указанными здесь ошибками, найти и другие. Только тщательная работа может уберечь от них. Практика - медленный учитель, а последствия подобного промаха могут задержать успехи адвоката в этой области; могут и лишить его не одного клиента.

Перекрестный допрос очень похож на умственный поединок адвоката со свидетелем. Поэтому первое качество, необходимое для нападающего (т. е. для адвоката), есть знание человеческого характера. Это первое и необходимое условие. Но я думаю, что почти все считают себя великими знатоками в этом; с другой стороны, я никак не могу научить тех, кто этим знанием не обладает; при таких условиях мне остается надеяться, что мои читатели сами сумеют оценить те замечания, которые были бы непонятными для людей, не сведущих в этой труднейшей из всех наук.

Не подлежит сомнению, что первое условие какого-либо успеха в перекрестном допросе заключается в полном благодушии адвоката. Раздраженный человек похож на упрямую лошадь; он будет делать все, что угодно, кроме того, что от него требуется. Чуть что, - и на дыбы (разумею адвоката). Несокрушимое спокойствие есть венец человеческого самообладания, и одно из существенных свойств хорошего адвоката. Ссылки на природную раздражительность, нервную впечатлительность, плохое пищеварение, роковую неудачу и тому подобное, - все это никого не извиняет. Вашему клиенту необходимо спокойствие его поверенного, и он имеет право требовать, чтобы вы дали ему то, что ему нужно. У вас раздражительный темперамент, - тем хуже для вас, но, так или иначе, вы обязаны владеть собой, пока участвуете в процессе. Нельзя даже допустить, чтобы окружающим показалось, что вы вышли из себя, потому что никто никогда не признает, что слова человека, потерявшего самообладание, вполне соответствуют его мыслям. Слушающие всегда производят некоторую «поправку» этой слабости. А коль скоро присяжным приходится делать такую поправку, вы уже потеряли свои шансы на успех, - и с ними в большинстве случаев погубили и своего клиента.

Не следует упускать из вида и того, что присяжные бывают в высшей степени восприимчивы к раздражительности адвоката. Она передается им так же быстро, как домашним в семейном кругу.

Малый ребенок мгновенно чувствует недовольство старших. Его нельзя скрыть. Оно так же бросается в глаза, как порыв ветра на гладкой поверхности воды. Будь у меня дело в суде, я предпочел бы скромного, но благодушного работника блистательному, но раздражительному адвокату. В первом случае, если мое дело надежное, я, вероятно, выиграю его; во втором - едва ли удастся не проиграть.

Итак, обладая некоторым знанием людей и наблюдая за свидетелем, пока его допрашивает ваш противник, вы сумеете разобраться, что он за человек. От вас не ускользнет, что он повторяет заученный рассказ; в этом случае можно с большим вероятием предполагать, что не все в его словах правда, особенно если рассказ длинный и сложный. Но это далеко не безусловный признак. Заученное показание может быть и правдивым. Показания полицейских часто бывают затвержены наизусть, и все-таки в большинстве случаев они в существе своем соответствуют истине. Но общее поведение свидетеля, характер его ответов, выражение лица, голос, отдельные слова, жесты, иной раз одни глаза скажут вам, лжет ли он от начала до конца или дает труднейшее для перекрестного допроса из свидетельских показаний, - рассказ, в котором правда перемешана с ложью.

Но, независимо от необходимости выяснить, правду ли говорит свидетель или лжет, или искусно приспособляет действительные факты к вымышленным, вам надо уяснить себе, нет ли у него заметного предпочтения или предубеждения в ту или другую сторону. Если он сильно склонен говорить в пользу вашего противника, вы разделаетесь с ним без труда, ибо вам легко будет довести его до того, что его пристрастие сделается настолько явным и навязчивым, что присяжные отвернутся от него; если такое показание имеет решающее значение для дела, оно решит его - в противоположную сторону. Показание заинтересованного свидетеля ослабляет, а не подкрепляет другие доказательства. Поэтому при перекрестном допросе такого свидетеля желательно изобличить его пристрастие как можно скорее. Если это будет сделано в конце допроса, у присяжных все-таки может сохраниться некоторое впечатление от его показания. Итак, расчет свидетеля на то или иное решение дела должен быть выяснен в начале перекрестного допроса, если только не обнаружен уже ранее. Само собой разумеется, что противник сделает все от него зависящее, чтобы не дать вам в руки этого козыря. Но вы всегда можете покрыть его, подчеркнув перед присяжными обстоятельство, которое он пытался сгладить; в этом и заключается ваша задача.

Возможно, что у свидетеля нет личного интереса в деле. И тем не менее он может быть сторонником вашего противника по общим интересам, лежащим вне данного процесса, - по «партийности» (в широком, не только в политическом смысле). Такие общие интересы бывают нередко сильнее личного расчета, хотя последний и признается, не вполне, как мне кажется, справедливо, самой сильной пружиной человеческих поступков.

Вы можете быть заранее уверены, что, если ваш противник иногда и предупредит вас, указав на личный интерес в деле своего свидетеля, он ни в каком случае не признает его своим партийным союзником. В этом отношении вы в большинстве случаев останетесь хозяином положения и можете свободно выбрать время, место и способ нападения; делайте это так, как найдете удобным, лишь бы оно было сделано ближе к началу допроса. Некоторая доля партийности свидетелей встречается во многих процессах, и в виде общего правила можно сказать, что свидетели, безусловно свободные от склонности в ту или другую сторону, встречаются редко. С другой стороны, следует заметить, что более сильная партийность свидетелей создается только в вопросах общественного характера, в местных делах, в пограничных спорах, в quasi - политических делах, в делах о различного рода оценках, столкновениях уличных повозок и т. п., когда свидетели естественно бывают склонны принимать ту или иную сторону. Следует помнить, что, хотя люди являются на суд в качестве свидетелей по внешнему принуждению, никто не дает своих показаний без определенного внутреннего побуждения. Оно может быть сильным или слабым, но оно существует; найдите его; это можно сделать, если вы будете внимательно следить за свидетелем и внимательно слушать его. Человек, который говорит только для того, чтобы сказать то, что знает, невольно проявляет свою добросовестность и в голосе, и во взгляде, и в словах. Когда вы уверены в правоте своего дела, вы можете рассчитывать, что и такой свидетель не повредит ему, если только будете вести допрос с надлежащим расчетом, т. е. так, чтобы ответы его не могли быть поняты превратно. Но о чем же спрашивать его? - Прислушайтесь к его показанию: если оно не противоречит вашим интересам, не спрашивайте вовсе; в противном случае, заметьте то, что идет против вас. Ниже, при разборе приемов перекрестного допроса свидетелей разных типов, я постараюсь Показать, как следует вести допрос бескорыстных свидетелей, если их показания идут в разрез с вашими основными положениями.

Предположим, однако, что свидетель дает показание под влиянием побуждения другого свойства. Вы постараетесь задать, в чем именно оно заключается. Если вы будете внимательно следить за ним, вы подметите некоторое изменение тона и манеры в те моменты, когда его слова ближе подходят к этому скрытому побуждению. Допустим, что это месть. Он будет напирать на все то, что кажется наиболее опасным для его врага. Всякий ответ, клонящийся, по его мнению, ко вреду последнего, будет дан им с особой готовностью в тоне и с явным удовлетворением. Оно выразится в его голосе, взгляде, во всей его фигуре. Именно это и должно быть запечатлено вашим перекрестным допросом в представлении присяжных. Но бывают и более тонкие побуждения, неуловимые для обыкновенных наблюдателей. Можно однако обнаружить и их, если приложить к тому надлежащее старание. И, каково бы ни было это побуждение, где-нибудь несомненно есть надежная почва для перекрестного допроса, который дает что-нибудь в вашу пользу, - если только вы не взялись за неправое дело.

Как уже сказано, у всякого есть, или по крайней мере должна быть, своя манера в искусстве. Кто занимает у других, тот, может быть, обладает талантом подражания, но у него нет того, что составляет непременное условие истинного превосходства, нет оригинальности. Что касается внешнего обращения со свидетелями, то в этом отношении надо следовать образцам. Истинные мастера в большинстве случаев держатся совершенно просто; спокойное, сдержанное обращение скорее всего достигает цели. Я не отрицаю того, что повышенный тон и просто грубость могут иногда сбить робкого человека, но это не перекрестный допрос и не адвокатское искусство. Это запугивание; - не сила ума, а просто физическое насилие. Я не утверждаю и того, что адвокат должен всегда выказывать голубиную кротость но отношению к свидетелю. Строгость в тоне и в обращении, соответствующая сознанию собственного достоинства спрашивающего, нередко бывает необходима для того, чтобы держать допрашиваемого в должных границах и побудить или заставить его сказать то, что он знает; но строгость не утратит своей силы, - напротив окажется еще действительнее, - будучи сглажена совершенной учтивостью; тогда как резкая настойчивость легко переходит в грубость. Такие случаи чрезвычайно редки в английском суде; но они все-таки встречаются, хотя и вызывают обыкновенно громкое осуждение общества. Это, впрочем, не может бросить тень на целую корпорацию, ревниво оберегающую свою заслуженную репутацию честности и рыцарской вежливости.

Я говорю это по поводу приведенного ниже отрывка из книги Арх. Уэтли - «Основы риторики». В своих замечаниях о перекрестном допросе автор этот выражает резкое порицание адвокатам вообще, порицание, насколько я могу судить по собственному опыту и наблюдению, совершенно незаслуженное. Он пишет:

«Пользуясь перекрестным допросом, искусный адвокат умеет заставить свидетеля признать такие, иногда весьма существенные, обстоятельства, которые тот хотел бы скрыть или представить в превратном виде. Существует искусство иного рода, заключающееся в том, чтобы запугать, запутать, сбить с толку добросовестного свидетеля и тем подорвать доверие к его показанию или не дать ему высказаться до конца. По поводу этого искусства, которое может быть названо едва ли не гнуснейшим и безнравственнейшим злоупотреблением силой человеческого ума, я скажу только одно».

Я должен остановиться здесь, чтобы сказать, что, судя по личным моим наблюдениям, которые, смею думать, идут дальше того, что мог видеть духовный писатель, начертавший приведенные выше слова, никогда ни одно духовное лицо не бросало более незаслуженной клеветой в честную корпорацию. Далее он пишет:

«Я убежден, что наиболее действительный способ добиться правды от свидетеля ни мало не похож на тот, посредством которого так легко смутить и сбить с толку простодушного и честного человека. Мне приходилось наблюдать, как опытный адвокат тщетно пытался достигнуть своей цели такими приемами перекрестного допроса, которые, конечно, запугали бы и поставили бы в тупик многих добросовестных людей».

Арх. Уэтли думает, что те приемы, которые всего легче могут запугать и затруднить добросовестного свидетеля, не производят никакого впечатления на недобросовестного. Я готов согласиться с этим, но мне представляется невозможным подорвать показание добросовестного свидетеля иначе, как теми способами, о которых я говорил выше. Но никто, кроме Арх. Уэтли, не назовет это приемами «опытного адвоката». Он продолжает»:

«При дальнейшем допросе, пользуясь приемами прямо противоположного свойства, которые никогда не затруднили бы добросовестного человека, адвокат шаг за шагом заставляет свидетеля признать полную лживость всего его показания. Говоря вообще, я думаю, что, если допрос производится спокойно, мягко, без обиняков, но с надлежащей полнотой и осмотрительностью, он скорее всего приведет свидетеля к правдивому показанию; и что уловки и запугивания, которыми так легко смутить добросовестного свидетеля, ни мало не страшны для лжеца».

Читая эти широковещательные суждения, нельзя не пожалеть о том, что почтенный архиепископ не ограничился своими богословскими трудами. Он, по-видимому, думает, что под влиянием смущения и страха добросовестный свидетель может солгать, и воображает, что ласковые слова и прямой, подробный и тщательный допрос могут легче всего склонить наглого лжеца показывать правду. Я могу только сказать, что его знакомство с добросовестными свидетелями было видимо очень невелико, а лицемерие, которым люди отвечали на его доброжелательные вопросы, очевидно внушило ему самые ложные представления о свойствах человеческой природы, от которых не свободны и люди, считающие себя наиболее сведущими в изучении душевной жизни человека. Я привел эти отрывки потому, что начинающие адвокаты бывают склонны принимать на веру очень многое из того, что говорится о человеческих свойствах, не исключая и поклепов на ту корпорацию, в ряды которой они собираются вступить. Уэтли приводит многие места из книги «Адвокатская распущенность», и его цитаты явно направлены против репутации адвокатского сословия. Эти цитаты очень далеки от истины, и я не вижу нужды останавливаться дольше на их клеветнических нападках.

Некоторые правила перекрестного допроса

Одно из основных правил перекрестного допроса заключается в том, чтобы никогда не задавать вопросов, могущих вызвать неблагоприятные ответы. Только безусловная необходимость может оправдать нарушение этого правила. Каждый вопрос и каждый ряд вопросов укладывается в тысячу различных форм, и тот, кто предлагает вопрос, способный погубить его клиента, выказывает поистине жалкую нищету своего соображения. Опять скажут: «это все знают». Так; но, к удивлению, не все соблюдают. Многие адвокаты, как в гражданских процессах, так и на выездных сессиях, постоянно предлагают вопросы и вызывают ответы опасные, а часто и губительные для их доверителей; между тем при некотором напряжении своего остроумия, набирая нужные данные малыми частицами, они могли бы мало помалу добиться всего, что требуется, как целое: чтобы заманить птичку, ей бросают крошку за крошкой, -пока она не попадет в клетку. В адвокатском искусстве вообще обращают слишком мало внимания на мелочи, забывая, что нередко ничтожнейшее обстоятельство бывает осью, на которой вертится все дело.

Но, раз только вы получили от свидетеля все, что нужно Для целого, помните, что большего добиться нельзя; и, все равно, собрано ли оно крохами или ломтями, берегитесь, чтобы свидетель не заметил целого; если вы не будете следить за этим, легко может случиться, что он откажется признать в целом то, что удостоверил по частям, - не говоря о том, что дальнейшие вопросы легко могут перейти и в пререкание со свидетелем, ряд отдельных вопросов неотразимо приводит к определенному заключению, присяжные сами сделают вывод; нет никакой нужды привлекать к нему внимание свидетеля.

Такой системы допроса должно держаться не только в тех случаях, когда ожидаемый ответ представляется сомнительным, но и тогда, когда для благоприятного решения дела вам нужно получить тот или иной определенный ответ. Я предложил бы следующее разумное и надежное правило: если вам надо получить ответ на определенный вопрос, не задавайте этого вопроса. Иначе, в большинстве случаев, свидетель сообразит, к чему вопрос клонится, и постарается по возможности не сказать что вам нужно. Если только он не безусловно прямой человек (а таких именно свидетелей и следует всегда ожидать на суде), он будет настороже и, если вам не удастся обойти его, сумеет уклониться от вашего вопроса. В этих именно случаях и проявляется искусство перекрестного допроса. Один адвокат сядет, ничего не добившись, другой добудет все, что ему надо. Задача будет решена рядом таких отдельных вопросов, из которых ни один не выдаст ответа, но все будут вести к нему. Если факт на лицо, вы заставите свидетеля признать его или по крайней мере поставите свидетеля в такое положение, что вывод будет очевиден из его молчания.

Один из величайших современных мастеров этого искусства советовал своему ученику при допросе враждебного свидетеля по обстоятельствам, имеющим важное значение, задавать по десяти несущественных вопросов на один существенный, и притом предлагать последний так, как будто это наименее важный из всех. (Это не слишком похоже на приемы, рекомендуемые архиепископом; те кажутся нарочито изобретенными для того, чтобы вызывать ложь.) «И как только вам удалось получить нужный ответ», - прибавил истинный знаток дела, - «оставьте его в стороне, отвлеките внимание свидетеля каким-нибудь совсем незначащим вопросом». Если вопрос был поставлен умело, всякое подчеркивание ответов свидетеля во время допроса представляется лишним. Это вы сделаете в вашей речи. Как только свидетель заметил по вашему обращению, что сказал что-нибудь невыгодное для стороны, которой вызван, - если только это не добросовестный свидетель, - он постарается изменить смысл сказанного, и тогда ему удастся сгладить произведенное на присяжных впечатление. Если вы остановитесь вовремя, возможно, что ваш противник не заметит важного значения установленного факта и поймет его только тогда, когда уже нельзя его оспаривать, а можно лишь толковать его так или иначе. Нет худшей ошибки, как повторение вопроса, на который уже получен благоприятный ответ.

Некоторые адвокаты ведут допрос с такой стремительностью, что задают по два и по три вопроса подряд, не выжидая ответов. Следует воздерживаться от такого избытка усердия, если вы хотите, чтобы допрос мог дать что-нибудь определенное.

Итак, с одной стороны, следует остерегаться того, чтобы не вызвать показаний, вредных для вашего клиента; с другой стороны, надо иметь в виду, что перекрестные вопросы могут не только усилить впечатление от показания, данного на вопросы вашего противника, но и придать ему такой вид, как будто вы сами предложили это показание вниманию суда. Адвокат должен избегать того, чтобы свидетели противной стороны не обратились в его собственных; это именно то, что он делает, вызывая ответы, благоприятные его противнику.

Другое верное правило перекрестного допроса заключается в том, чтобы не задавать вопросов, не имея готового объяснения их целесообразности. Многие начинающие адвокаты поднимаются с места, не имея никакого представления о вопросах, которые собираются предлагать, и заставляют свидетеля повторить его показание от начала до конца, как будто им мало впечатления, уже произведенного им на присяжных. Можно ли представить себе более неудачный прием? «Перекрестный допрос не есть громогласное повторение первоначального», как заметил молодому адвокату один судья. Это просто последствие неопытности и незнания основных правил адвокатского искусства. Конечно, начинающий адвокат очень скоро убеждается в том, что всякий вопрос должен иметь определенную цель, но я делаю эти указания потому, что хотел бы, чтобы он узнал это с самого начала и тем избегнул горького опыта многих ошибок.

Я предложил бы еще один маленький совет: не пытайтесь разъяснять перекрестным допросом непонятные факты. Несомненно, что есть известная заманчивость в возможности раскрыть тайну, оставшуюся непроницаемой для других, но, когда вы убедитесь, что разгадка ее наносит вам сильнейший удар, вас не слишком обрадует спокойная улыбка противника перед вашим уменьем раскрыть то, чего он раскрыть не мог, особенно если он сам предусмотрительно предоставил вам случай проявить проницательность и усердие - в его пользу. Не ступайте на лед, если не уверены, что он выдержит.

Перекрестный допрос по поводу незначительных разноречий при передаче свидетелями слышанных разговоров в большинстве случаев ни к чему не ведет; как проверка правдивости свидетелей, он никогда не достигает цели. Судья Стефен сказал в одном процессе: «Выяснение противоречий в передаче свидетелями слышанных ими разговоров представляется мне самой бесплодной тратой времени. Бывают существенные обстоятельства, по которым перекрестный допрос необходим. Но я полагаю, что, если бы два человека захотели повторить перед нами те слова, которыми почтенные противники обменялись между собой в течение последних полутора часов, их рассказы значительно разошлись бы один от другого».

Проверку правдивости свидетелей следует искать в их разноречиях по существенным обстоятельствам и в отношении к таким данным, в которых трудно допустить возможность добросовестных ошибок. Вне этих случаев разноречие зависит только от большей или меньшей силы памяти, от наблюдательности и от точности пересказа.

Не следует забывать, что, независимо от содержания вопросов, самый тон спрашивающего оказывает значительное влияние не только на присяжных, но и на свидетеля. Присяжные должны всегда видеть, что допрос имеет серьезный характер; если им будет казаться, что адвокат просто «старается» для удовольствия публики, они скоро придут к заключению, что он сам не верит в свое дело. В каждой стадии процесса, от начала до конца, вы должны держать себя так, чтобы они видели, что вы убеждены в своей правоте. Возможно, что эта уверенность не слишком сильна в вас, но вы и сами можете ошибиться в своей оценке; а так как вы защищаете не свои интересы, а чужие, вы обязаны по крайней мере казаться убежденным. На суде многое зависит от манеры адвоката. Всякий знает, что свидетель может иногда ответить или не ответить на вопрос в зависимости от тона спрашивающего, что ударение на известном слове может вызвать ответ совершенно отличный от того, который получился бы при ударении на другое.

Никогда не высказывайте враждебности при перекрестном допросе; враждебность заразительна; она может передаться и на скамьи присяжных, и за стол судьи. Будьте строги, но невозмутимы. Впрочем, в этом отношении не может быть общих правил: у всякого своя манера. Хорошими советами нельзя создать ни оратора, ни искусного адвоката и, давая известные указания, можно только надеяться, что они помогут молодым адвокатам развить свои природные дарования и предостерегут их от некоторых обычных ошибок.