На грани уголовной и гражданской неправды

Часть I

Винавер Александр Маркович

Настоящая заметка является краткой историко-догматической справкой об институтах необходимой обороны, крайней необходимости и дозволенного самоуправства. В ней использованы по преимуществу германское и швейцарское законодательства в сопоставлении с действующим советским правом. Выбор двух упомянутых иностранных законодательств объясняется их общепризнанными техническими достоинствами. На примерах правовых систем, уже отживших и отошедших в прошлое, иллюстрируются некоторые логические и конструктивные возможности, которые открываются перед всяким законодателем, приступающим к начертанию проекта будущего закона. Чем богаче опыт, тем легче разобраться в многообразных способах разрешения данной проблемы.

Резко разошлись пути уголовного и гражданского закона. Некогда, на заре культурного развития человечества, понятие гражданского деликта, как известно, не отличалось от понятия уголовного преступления. Существовало единое представление о неправде – injuria (omne, quod non jure fit). В соответствии с этим существовал и единый способ борьбы с правонарушителями. Лишь с течением времени намечаются специальные методы и специальные приемы борьбы с той группой деяний, которая, по условиям данной эпохи и определенного фазиса экономического развития данной страны, привлекает к себе сугубое внимание законодателя. Он выделяет эту группу явлений в специальную отрасль законодательства и создает уголовные законы в точном смысле этого слова. Оторвавшись однажды друг от друга, уголовный и гражданский законы в дальнейшем своем развитии изолировались и зажили каждый своей жизнью и своими интересами. Изменились существенно и методы теоретической разработки этих двух областей права, разбились на два стана и специалисты, посвятившие себя изучению уголовного и гражданского права. Обособились группы цивилистов и криминалистов. Специализация достигла таких пределов, что в настоящее время уже недалеко от истины общеизвестное шутливое определение, согласно которому «цивилист – это юрист, который не знает уголовного права, а криминалист – юрист, который не знаком с правом гражданским».

Целая пропасть, казалось бы, легла между двумя мирами – между уголовным и гражданским законом. Но, не взирая на такую «самостийность» гражданского и уголовного законодательства, между ними сохранились и сейчас еще, несомненно, существуют точки соприкосновения. Из этих общих точек, по своему значению выделяются три института, родственные по происхождению и близкие по содержанию: необходимая оборона, крайняя необходимость и самоуправство. Институты эти закрепились на рубеже уголовного и гражданского законов. Трудно сказать, к какому из этих двух миров они ближе. Законодатель, изыскивая и устанавливая меры социальной защиты в уголовном законе, никак не может пройти мимо наших институтов, тесно связанных с уголовно-правовой политикой, с основным вопросом о целесообразности применения мер социальной защиты. С другой стороны и гражданский закон при регулировании имущественных взаимоотношений, возникших в силу недозволенных деяний («частноправовых деликтов»), не должен закрывать глаза на ту обстановку и те фактические обстоятельства, при которых было совершено деяние, причинившее материальные убытки данному лицу: легко может случиться, что обстоятельства эти, свидетельствуя о моменте неизбежности и необходимости, вовсе исключают возможность требования возмещения ущерба.

Между тем, в отличие от многих других законодательств, в нашем советском законодательстве судьба трех рассматриваемых институтов, несмотря на их одинаковое значение для гражданского и уголовного закона, сложилась различно.

Все три института в большей или меньшей степени учтены и освещены Уголовным кодексом. В кодексе же Гражданском они места себе до сих пор вовсе не нашли. Такое положение вещей не может считаться нормальным и желательным.

Уголовный кодекс цель уголовного законодательства видит в охране правопорядка от общественно-опасных действий (преступлений) путем применения к лицам, их совершившим, определенных мер социальной защиты (Уг. код., ст. 1). В полном соответствии с поставленными целями Уг. код. указывает, что меры социальной защиты не применяются вовсе к лицам, совершившим действия, предусмотренные уголовными законами, если судом будет признано, что эти действия совершены ими в состоянии необходимой обороны, или для отвращения опасности, которая была неотвратима при данных обстоятельствах другими средствами, т.е., другими словами, если эти действия были совершены в состоянии крайней необходимости. (См. Уг. код., ст. 13, ч.ч. 1 и 2).

Касаясь же вопроса о самоуправстве, Уг. код., в ст. 90, категорически воспрещает всякое самовольное осуществление кем-либо своего действительного или предполагаемого права, оспариваемого другими лицами.

Переходя к Гражданскому кодексу, и именно к той его части, где законодатель определяет последствия противозаконного деяния причинившего вред личности или имуществу какого-либо субъекта мы легко констатируем общий принцип: вред должен быть возмещен, нарушенное равновесие, таким образом, должно быть восстановлено (см. Гр. код., ст. 403).

Естественно напрашиваются, в параллель к Угол, кодексу, вопросы: не отпадает ли эта обязанность возмещения вреда, если будет доказано, что вред был причинен при осуществлении мер, вызванных необходимой обороной или продиктованных крайней необходимостью. Всегда ли подлежат возмещению убытки, причиненные самоуправным деянием?

Как мы уже видели, наш Гр. код. ответа на эти вопросы не дает, а метод заимствования принципов Уг. код. с целью их использования при разрешении гражданско-правовых конфликтов не всегда может оказаться продуктивным и достаточно обоснованным: между деяниями уголовного характера с одной стороны (уголовная неправда, или преступление) и деяниями дозволенными – с другой, существует, как известно, большая группа промежуточного характера. С ними то именно и приходится иметь дело гражданскому закону в главе о частноправовых деликтах. Возбраняя такие деяния, закон с фактом совершения их связывает обязанность возмещения причиненных убытков. Иными словами, закон признает в этих случаях наличие деликтного обязательства (гражданская неправда, или частноправовой деликт).

Из сказанного явствует, что при использовании материалов уголовного закона для разрешения вопроса о частноправовой стороне данного деяния необходима, прежде всего, большая осмотрительность. Если данное деяние не запрещено в уголовном порядке, это еще не значит, что оно вообще правомерно. В силу тех или других оснований оно может оказаться в группе деяний все же воспрещенных, но воспрещенных в порядке частноправовом. Но этого мало: возможны случаи, когда при оперировании уголовно-правовыми и частноправовыми видами неправды, при попытке извлечь руководящие указания из закона уголовного, выясняется, что логические рассуждения и методы юридической герминевтики бессильны, ибо вопрос может быть разрешен лишь в законодательном порядке. Например, момент крайней необходимости, как мы уже упомянули выше, исключает последствия уголовного характера (У. к., ст. 13, ч. 2). Но значит ли это, что деяние, совершенное в силу крайней необходимости, не вызывает никаких сомнений и колебаний и в сфере частного права? Отнюдь нет. Сомнительно, прежде всего, может ли по нашему закону данное лицо, против имущества которого направлено действие, диктуемое моментом крайней необходимости, собственными силами воспрепятствовать такому деянию. Правда, если деяние будет доведено до конца, оно не повлечет за собой уголовных последствий, но отсюда еще нельзя сделать никакого вывода для нашего вопроса.

Далее, обязано ли по действующему закону лицо, спасшее свою жизнь, свое здоровье или имущество ценой принесения в жертву имущественных интересов другого гражданина, возместить ему post factum тот ущерб, который ему причинен? В порядке лишь толкования статей действующих кодексов (Уголовного и Гражданского) оба вопроса разрешены быть не могут. На них более подробно мы остановимся ниже.

Ученые записки Казанского

государственного университета,

1929 г.